Николай Ильич Стороженко. Некролог. (Весы. 1906. № 2)

Еще одна смерть. Благородное сердце перестало биться. Скончался Николай Ильич Стороженко. Я не стану касаться ученых трудов покойного. Пусть шекспирологи возьмут на себя эту задачу. Только хотелось бы мне сказать, что обидно, что больно терять незабвенное прошлое, что хочется плакать всякий раз, когда ветер свеет под ноги золотые листья осени поздней; что обидно, что больно не видеть больше образ знакомый, всю жизнь теплящийся мягким светом морального сознания, необычайной красотой душевной. Я глубоко любил покойного, потому что все его любили, потому что не могли не любить, знавшие его. Огромный жизненный опыт болезнь (Н. И. с трудом передвигался) и события личной жизни (потеря любимой жены) последние десять лет погружали, казалось, его в задумчивость тихую. Последние десять лет любовней, доверчивей прислушивались к ослабевшему голосу его ученики. Последние десять лет исподлобья, словно из другого мира, смотрел на нас Николай Ильич взором ясным и одухотворенным.

Я не люблю либерализма. Ближе мне стальная ковка общественных отношений у социал-демократии, даже самое отрицание идей прогрессивных. Глубоко убежден я, что возмутительное отношение К. Леонтьева и Достоевского к этим идеям — мучительная истерика, а не холодное ретроградство. Если бы Достоевский был среди нас теперь, конечно, он мог бы плениться социал-демократией, мог бы и проклясть ее, а либерализмом наверное уж никогда не пленился бы. Редко мучатся либералы общественными противоречиями. Часто довольны собой, часто пылят прогрессивными фразами; но прогрессирующее зияние пустоты в их серединных взглядах на общество свело либерализм к полному нулю в момент важный и решительный. Знаю я, — без труда ответит любой партийный работник на банальные обвинения, предъявляемые либералами социал-демократии. Но либерал бессилен перед сокрушающим молотом, которым социал-демократия свергает его в бездну реакции. Истинная гуманность не на словах, а на деле. Гуманность часто отсутствует в либеральных словопрениях. Либералы часто глубоко не гуманны.

До конца жизни Николай Ильич болел нашими недомоганиями. Еще недавно сравнительно он плакал, говоря о кишенёвском погроме. Николай Ильич был слишком человек в вечно прекрасном смысле этого слова, чтобы его можно было сопричислить к типичным либералам нашего времени. Последнее время покойный молчал, когда вокруг него пылили словами либералы, но во все стороны разлетались клубы излияний, словесных и пыльных, когда раздавалась его короткая, отрывистая речь; чистым воздухом дышали его слова, хотя вообще он был человек либерально настроенный.

Николай Ильич был редчайшим явлением: он был истинным гуманистом. Он был головой выше своих учеников. Он это сознавал. Со своим тихим, человеческим взором, с ясностью души своей девственной, одиноким казался он мне, хотя почитатели и друзья окружали его всю жизнь. Почему в словах его всегда звучал юмор грустный и кроткий, почему в его могучей, сутулой фигуре разлита была едва уловимая, неизменная, покорная скорбь?

Я помню его с детства. Он любил озадачивать детей внезапным остроумием игр и шуток. Серьезный, немного суровый, он вдруг точно высыпал нам на голову горсть золотых картонажей. Дети любили прятаться у него в кабинете. До сих пор с умилением вспоминаю образ покойного профессора, обращенный к нам, детям, добродушный, шутливо сказочный. Позднее меня пленяла атмосфера очищенного благородства, окружавшая покойного, — пленяло и благоговейное уважение к человеческой личности, и рыцарское отношение к женщине. Позднее я заходил к Н. И, в его классическая воскресные утра. Тут я научился ценить его знания, ум и сердце. Людей самого разнообразная направления неодолимо тянуло к Н. И., и всех он встречал с тихой, любовной простотой. Такой он был всегда. И вот его не стало — не стало очень хорошего человека.